угрожал всей семье. Сначала по телефону все было, позови Данилу, а потом конкретно пьяным голосом кричал, что голову отрежет, такие были угрозы. День ото дня Данила становился мрачнее тучи. Потом Мазовецкий его избил до полусмерти, выкрал мою дочь из детского садика. В конце концов я придумала свой план мести этому авторитетному шулеру. Конечно, мне было страшно за себя, за дочь, за Данилу. Но выбора не было: либо я что-то придумаю, либо смерть. И чем дальше, тем все больше охватывала какая-то паника. Можно водички?
– Пей, конечно… Продолжай!
– Обладая некоторыми навыками, я смастерила нехитрое взрывное устройство, обшила посылку белой тканью и отвезла в Минск. Я понимала, чем это может закончиться, но страх победил. Когда услышала, что на почте одна девушка погибла, у меня жизнь кончилась. С этим страшно жить… Я была уверена, что нас найдут и наказание будет.
– Смотри, Петрикова, это снаряд, его размер – длиной, а в диаметре. Эта бомба самодельного изготовления была в посылке?
– Да…
– Ты говорила, что это твоих рук дело, – ты читала соответствующую литературу. Предположим, ты имеешь навыки пиротехника и смогла смастерить это взрывное устройство. Для этого ты должна была проникнуть на спичечную фабрику и похитить оттуда что?
– Не знаю…
– Как ты можешь не знать, если ты это изготовила? Ты должна была на спичечной фабрике достать… бертолетову соль. Хорошо, а покажи мне, как должны были прикрепляться провода для того, чтобы при открытии устройство сработало?
Петрикова недоуменно смотрела то на следователя, то на самодельный снаряд.
– Вот что я тебе скажу, Петрикова! Перестань играть в какую-то непонятную героиню и выгораживать Федорова! Это очень глупо! Я понял, что тобой руководит безумная мысль его спасти, но кто тебе поверит? Ведь это он работал на спичечной фабрике, а не ты! И это он пронес бертолетову соль и смастерил это проклятое взрывное устройство! Из-за любви к мужчине и страха потерять его ты придумала свой план, но ты и понятия не имеешь, чем заканчиваются судимости! Ты не можешь даже представить, как в одночасье можешь сломать не только свою судьбу! Так что давай выкладывай всю правду!
– Я скажу правду только в том случае, если он захочет, чтобы я сказала правду. А если он не скажет – я не откажусь от своих показаний…
– Дуреха, все равно ты скажешь правду. У тебя выхода другого не будет…
Глубокой ночью Морозов отправил Петрикову в камеру, а сам добрался до камеры следственного изолятора, в которой содержался Федоров, и взял у него записку, в которой оказалось всего два слова: «Говори правду».
На следующее утро, получив от следователя это послание, Петрикова поначалу подумала: чего только не придумают, чтобы подделать почерк, но, – прочитав записку, поняла, что это написал действительно Данила, и наконец во всем призналась.
Марина хорошо помнила, как отговаривала его. Она не знала, были ли у любимого когда-либо пиротехнические навыки, может, в детстве с мальчишками они во дворе что-то придумывали, он ей не рассказывал. Она и не предполагала, что у него может возникнуть именно такой план… Но когда он поделился с ней своими соображениями, ей стало страшно. И когда он ЭТО делал, с кем-то консультировался, а потом просто поставил перед фактом, было очень страшно… А потом он попросил ее отвезти ЭТО в Минск…
– Даня, не надо этого делать! Ты разве не понимаешь, чем это все может закончиться?! Я очень боюсь!
– Ты можешь предложить что-то другое? Он же не отстанет от нас! – настаивал на своем Федоров.
Марина боялась, но еще страшнее становилось от того, что и Мазовецкий не отступит от намеченной цели и трагедии в семье не избежать…
Когда погибла девушка, она была уверена не только в том, что их найдут. Ей казалось, что Данилу ждет смертная казнь за совершённое преднамеренное убийство. А разве может быть как-то иначе, если за спиной у Данилы уже были две судимости? И ничего, кроме высшей меры наказания, ему не светит. Ей-то ничего не будет, в крайнем случае дадут минимальный условный срок, а Даниле непременно придется расплатиться жизнью. И это казалось самым страшным. Марина не пыталась скрыться или убежать, она знала, что наказание будет в любом случае. Именно поэтому женщина предложила Даниле взять всю вину на себя.
– Я предлагала ему все взять на себя, я не судимая, нигде меня еще не привлекали, мне дадут какой-то срок, а его убьют, но Даниле такой вариант сценария пришелся не по душе.
– Что он тебе ответил?
– Он сказал, что если его возьмут, он расскажет все как есть…
Так что мы и не договорились, каждый думал сам себе. Он себе молчит, я себе молчу, было страшно даже об этом разговаривать. Он, наверное, правильно действовал…
– Он оказался более прозорливым…
– Мне было страшно за него, мне казалось, что обязательно он должен умереть за это, потому что его могут приговорить к высшей мере… И это меня убивает…
– О себе больше думай, дочка… Тебе ребенка растить…
30
В пугающей ночной тишине слышно было только, как медленно, скучно и однотонно капает по капле вода из крана, чуть освещенного неяркой луной. В камере следственного изолятора Данила ворочался на тонком грязном матрасе, то и дело обнажая металлический панцирь кровати. Он чувствовал себя отверженным. И с каждой громко падающей на раковину каплей воды из него будто вытекала жизненная энергия, позволяющая мириться с тем, что из-за него погибла молодая девушка. Как он мог допустить это? Уж лучше бы он погиб, и теперь этот проклятый шулер мучился бы от сознания своей вины… Данила не желал кому-либо смерти, разве что этому извергу Мазовецкому. А тот опять вышел сухим из воды… Не зря же армяне придумали поговорку: хочешь убить человека, рой могилу на свой рост. Вот он и вырыл себе яму…
Следствие шло медленно. На допросах становилось все тяжелее и тяжелее от горького сознания неискупаемой вины. Да и после каждой встречи с государственным адвокатом, тягостно рассказывающим про нарастающее возмущение общественного мнения в газетах, Федоров не мог представить себе, как ему теперь жить. Как жить дальше с совестью, загрызающей за то, что Данила так безрассудно убил несчастную девчонку, да еще двоих сотрудников почты сделал калеками? А ведь у той девочки есть родители, которые сейчас вынуждены оплакивать ее кончину… И каждый житель его города теперь хочет наказать непутевого игрока по всей строгости закона, желая ему смерти… Да он и сам себе желает смерти, потому
